Инженер Южмаша Игорь Бежко собирает предметы старины

По его словам, этот бытовой анахронизм, который должен был обеспечить Игорю Бежко полную независимость от экономических разборок двух государств, пробудил в нем такой интерес к старинным предметам быта, что новоиспеченный владелец буржуйки не смог противостоять вспыхнувшему чувству. Он уволился с работы и стал заниматься собирательством. Свою первую выставку владелец лавки древностей организовал в Арт-центре «Вертеп», куда забрела и корреспондент «Зори», которая не удержалась от того, чтобы не полюбопытствовать у бывшего оборонца на предмет его замечательной коллекции.

— Игорь, ну а ту буржуйку, которая стала для вас поистине судьбоносной, вы использовали по ее прямому назначению?

— Нет, не довелось. Миссия ее, судя по всему, заключалась не в спасении моей семьи от холода, а в ином. Она положила начало целой коллекции буржуек — ныне у меня таких «обогревательных приборов» пятнадцать. Думаю, что именно изначально заложенная в этом предмете теплота — и прошлая, подаренная буржуйке ее мастером, и будущая, призванная обогревать людей — определила мою тактику и стратегию как коллекционера. Выбирая вещь, я всегда дотрагиваюсь до нее. И если ощущаю тепло, не сомневаюсь — моя.

— А где вы находите эти вещи?

— Зачастую предметы, составляющие твой интерес, сами находят тебя. Есть наработанные отношения в среде людей, занимающихся антиквариатом. А таких людей, поверьте, очень немного, и они все знают друг друга. И если ты, придя в эту среду, сделал два-три контакта и при этом не ошибся, о тебе уже знают и те, о которых не знаешь ты. Ты еще не успел открыть дверь, а тот, кто находится за порогом, знает, какого уровня доверия ты заслуживаешь. И, в соответствии с этой оценкой, показывает тебе или то, чем не дорожит и от чего хочет избавиться, или святая святых своей коллекции. Все это, однако, не означает, что дорогие моему сердцу предметы старинного быта я приобретал в Днепропетровске. Я начал ездить в Закарпатье и езжу туда до 14 раз в год, поездки занимают от пяти дней до месяца.

— Вы целенаправленно объезжаете населенные пункты, заходите в каждый дом?

— Я не настолько скрупулезен и педантичен, чтобы разбивать интересующую меня территорию на квадраты и проводить в них зачистку на предмет старинных вещей. Они приходят ко мне по-разному. Недавно, например, подвозил женщину на стихийный рынок, куда она везла молоко. Мы разговорились, и в результате моя коллекция пополнилась тремя интересными вещами. Одна из них — гурколив, прибор для производства домашней колбасы. Кстати, уже с самого начала своей деятельности я понял, насколько удобны в обращении предметы быта наших предков. Грабли того времени, например, легко мог поднять и трехлетний ребенок — попробуй сегодня он поупражняться таким орудием труда…

— А что, люди охотно расстаются с этими предметами? Не дорожат ими? Или вы очень убедительны в своем желании приобрести их? Как эти предметы чувствуют себя у вас, нового владельца?

— Полагаю, что, наблюдая, как мне интересны эти вещицы, какие чувства пробуждают они во мне, хозяева таких предметов понимают: возможно, им будет лучше у меня. А что касается самочувствия моих предметов, то все, кто бывает в моей лавке древностей, отмечают, как у меня уютно и комфортно. Время будто течет вспять.

— Не боитесь заразиться негативной энергетикой этих вещей? Ведь неизвестно, кто был их хозяевами.

— Не думаю, что то общество, в котором жили и активно работали мои предметы, может испачкать нынешнее. Скорее, наоборот, старинные вещи следует беречь от иных моих сограждан. Кстати, таковых я сразу вижу и даже не пускаю на порог своей лавки.

— Поистине лавка древностей. А, скажите, уместна ли она в нашей сегодняшней жизни, напичканной высокими технологиями? Интересны ли нашим современникам ярмо, связка бубенцов, колесо от телеги и прочие предметы, окружавшие наших предков?

— Еще четверть века назад эти вещицы, несуразные на первый взгляд, но такие дорогие для тех, кто дорожит своими корнями, вряд ли заинтересовали бы массы. В советское время любопытствовать этими предметами было все равно что проявлять национализм. К счастью, время изменилось, мои соотечественники испытывают неподдельный искренний интерес к самобытной культуре своей родины, тянутся к своим истокам. Отсюда и востребованность предметов материальной культуры, повышение спроса на старинные предметы быта наших предков.

— Судя по всему, и в вас говорит не только коллекционер, но и патриот Украины…

— Я, много лет проработавший на оборонку, не потому так круто изменил свою жизнь, что почувствовал конъюнктуру рынка. Нежность к вещам, которые служили моим умным и добрым соотечественникам, возможно, является неким путем, чтобы уйти от негативных моментов современной жизни. Возможно, я человек из прошлого. Мой костюм, в котором я обычно езжу в Закарпатье, скроен из домотканого льна, вышит вручную, пуговицы отлиты из серебра. И это не просто декорация. Я ощущаю себя в этом костюме, в этих портках — копии тех, которые носили предки, совершенно органично и счастливо. А счастливый человек, по моему понятию, это тот, кто ходит на работу не только лишь для того, чтобы покрыть потребности своей семьи, но и тот, кто сумел откликнуться на зов своей души.

— А ваша семья тоже чувствует себя счастливой? Полагаю, что дом ваш представляет собой настоящий музей, а жить в музее как-то не очень уютно.

— Признаюсь, жена не сразу разделила мою страсть к старинным вещам. Мой новый образ жизни, новое состояние души были ей на первых порах непонятны и чужды. Но потом и она увлеклась этой миссией — возвращать людям артефакты нашей истории. Наш дом, действительно, напоминает музей. На моем подворье, например, стоит телега, смотрящаяся не как рухлядь, а как чудеснейший элемент ландшафтного дизайна. Здесь и корень, который я привез из Закарпатья. Чтобы отправить его в путешествие, я нанимал пятерых местных жителей, которые перетащили через ручей и загрузили в мою машину это чудо природы, над которым потом и трудиться не нужно было — оно и без того оказалось совершенным. Да мой дом и стоит всех этих уникальных предметов. Построенный в 1947 году, он имеет дощатые полы и небеленые стены. Мы едим из словацких керамических тарелок, сделанных в начале прошлого века, с помощью деревянных ложек. В общем, мы не пыжимся, не изображаем, а живем — просто и естественно, как Бог на душу положил, и те, кто приходит на наше подворье, чтобы посмотреть на коллекцию, понимают это. Моя жена, художник по профессии, сейчас расписывает керосиновые лампы, готовя их к выставке. К коллекционированию и реставрации предметов старины приобщилась и дочь, которая училась живописи и петриковской росписи.

— Что ж, Игорь, желаем, чтобы вам встречалось как можно больше теплых старинных вещей, и чтобы люди, которым вы позволили к ним прикоснуться, влюблялись в них не просто как в модные штучки в стиле «кантри», а как в предметы, хранящие энергетику наших предков. Пожалуй, вы и прокладываете мостик между прошлым и настоящим. Кстати, не собираетесь ли организовать отдельную выставку ваших буржуек?

— Собираюсь. И по-прежнему уверен, что мне не представится случай использовать эти предметы по их прямому назначению…