Секрет Ферфильфайна

Доктор наук, профессор, опытный клиницист, талантливый ученый, выдающийся организатор, создатель школы социальной офтальмологии, заботливый учитель, автор и соавтор двенадцати научных книг, создатель трехсот научных трудов - это минимум штрихов к портрету.

Старый приморский город. Богач приходит на пляж и видит на берегу лодку. В ней отдыхает человек. “Ты рыбак?” - спрашивает. “Рыбак”. “А чего рыбу не ловишь, продал бы?” - “Я уже наловил и продал”. - “Так еще налови и продай, а потом еще. Возьмешь моторную лодку, а там купишь целую флотилию. Разбогатеешь - и будешь радоваться жизни”. - “А сейчас что я делаю?” К этой притче доктор обращается в часы раздумий о своем большом жизненном пути.

Разменяв десятый десяток, Иосиф Львович смотрит на мир иначе, чем в юности. Спрашивает себя: почему всю жизнь я так много работал? Философствует: “Те, кто много работают – по своему желанию или по необходимости – не успевают радоваться жизни. Они могут утверждать, что работа приносит радость, но все-таки радость эта ненастоящая”. Ночами, когда не спится, пишет новую главу книги. Спрашивает себя: “И зачем это делаю?” А наступает утро, и он, не раздумывая, действует. “Таня, - просит жену, - давай-ка поработаем”.

Иосиф Ферфильфайн родился в Киеве в мирное время. В детстве было мало радости. Семья из четырех человек ютилась в маленькой комнате. У каждого жизненное пространство было крайне ограничено. Первый ученик в школе и лучший математик, Иосиф имел возможность делать уроки на краешке стола или на подоконнике. Это сейчас у него уютная квартира, свой рабочий кабинет, библиотека, на полках - редкие книги, издания с дарственными надписями его Учителя с большой буквы. В гостиной во всю стену - портрет самого Иосифа Львовича. На полотне, написанном маслом, - образ глазного хирурга в момент окончания операции.

А тогда, в отрочестве, – голод, хроническая бедность. Переезд семьи из столичного города в Бердичев не сделал жизнь сытной. Денег, что зарабатывал отец, скромный железнодорожный служащий, катастрофически не хватало. Долгие годы болела мама. После ее смерти дети узнали, что такое злая мачеха, не в сказке, а в реальности.

Иосиф рано начал сам определять свой путь. В 9-м классе зарабатывал репетиторством, натаскивал детей по математике (копил на велосипед). В 1940-м, когда шел всеобщий призыв в армию, а ему отказали из-за плохого зрения, все-таки добился своего. Служил в Таллинне, в минометном взводе. Как-то полковой врач решил направить Иосифа обследовать глаза. Через десять дней после выписки из госпиталя - в январе 41-го - его комиссовали, “по причине глазной болезни”. Позднее он поймет: не случись этого, при первом же наступлении врага в северном направлении он сложил бы голову, как тысячи других необученных пацанов.

Это был первый роковой случай, который без всякого участия со стороны Иосифа спас ему жизнь. В начале июня 41-го он направил документы для поступления в Ленинградский электротехнический институт им. Ульянова-Ленина. На основании школьного аттестата с отличием был зачислен без экзаменов. И уже почти собрался в дорогу, но отложил поездку на несколько дней, а вышло - на годы.

Иосиф Львович припоминает случай, когда они с отцом, уже будучи в эвакуации в Челябинске, стояли в очереди в столовую. К ним подошли трое молодых людей. Заговорили с отцом и узнали, что Иосиф не может устроиться на работу, стало быть, нет и хлебной карточки. “Зачем ему работать? - удивился красивый парень с усиками. - Пусть поступает к нам, в мединститут - будет хлебная карточка”. “При чем тут мединститут?” - подумал Иосиф. Ведь он связывал будущую профессию с математикой.

- И вот я стою в кабинете ректора, худой, немытый, плохо пахнущий, - вспоминает Иосиф Львович. - И не могу вымолвить слова. Но все-таки что-то пробормотал насчет документов, которые остались в Ленинграде. “А хочешь учиться?” - спросил ректор Лев Иванович Медведь. Не мог же я сказать ему, что пришел ради карточки. Он взял бумагу и написал: “Принять”. Так этот человек определил мою судьбу.

Весной 1945 года мединститут возвратился из эвакуации в Киев. Пятикурсник, староста группы Иосиф Ферфильфайн привел тридцать студентов на экзамен на кафедру глазных болезней. Заведующий, полковник медицинской службы Виталий Николаевич Архангельский потребовал все (31) зачетки. “Они в деканате”, - доложил староста. Как человек военной дисциплины, Архангельский не мог такого допустить. “Хорошо, - сказал он, - пусть группа ждет, а ты сгоняй в деканат за зачетками.” Корпус мединститута находился довольно далеко от кафедры, а так как велено было вернуться через 20 минут, пришлось почти всю дорогу бежать. Дверь деканата оказалась запертой. Оставался один путь – к ректору. Тот взял ручку и написал на бумажке: “Приказываю принять экзамен”.

На обратном пути Иосиф уже не бежал - плелся. Понимал, кара неминуема. Почему-то припомнилось: в древности за плохую весть посланца казнили. Прочитав записку, профессор от гнева покраснел. “Прошу вас”, - вежливо пригласил к столу, за которым уже сидели доценты и ассистенты. Каждый раз, когда студент отвечал по билету, профессор поднимал Иосифа с места: “А что вы можете сказать по этому вопросу?” И так все тридцать раз. Когда экзамен подошел к концу, профессор встал: “Поздравляю, - сказал он, - ставлю вам “пять”. Приглашаю к себе на кафедру для научной работы”.

Это была для него полная неожиданность и судьбоносное событие. Оно и определило будущую профессию. Но тогда Иосиф подумал, что его не примут ни в аспирантуру, ни в ординатуру. “Не тот брэнд, да и связей нет». Были и другие причины отказаться: жил в общежитии, постоянно голодал, надо было зарабатывать деньги. Распределительная комиссия направила его в Молдавию. Оттуда в Чимишлийский район, а затем – в Михайловку.

Два участка, которые дали им на двоих с женой, находились от больницы до ближайшего села в 12 километрах, до отдаленного – в 27 километрах. “Вот ваш дом”, - сказали им по приезде. В доме сохранилась только часть комнат. Молодых врачей встретила единственная сотрудница больницы, санитарка Лиза.

Все, чем юные доктора располагали, – это комната с двумя железными кроватями, на досках – тюфяки, набитые соломой. В райцентре выдали белье, а для аптечки - немного марли, ваты, йода и два шприца. Позднее Иосиф познакомился с фельдшером из дальней деревни, у которого был ценный “трофей” - лекарства, оставленные немцами. Фельдшер поделился медикаментами с приезжими коллегами. Иосиф в совершенстве знал немецкий язык, и ему несложно было изучить назначение препаратов.

С самого начала решили: жена Ольга будет принимать детей из пяти больших деревень, а Иосиф возьмет на себя все остальные, мужские заботы. Самым большим желанием было построить больницу. Материалы добывали, разбирая разрушенные дома, рабочей силой помогал председатель сельсовета.

Дом превращался в больницу без государственного участия. И только когда стройка заканчивалась, в Кишиневе выделили стекла для окон. А потом и постельное белье для больницы. Иосиф был счастлив: теперь женщины будут рожать не на старых грязных ковриках, потому что новых было жалко, а на белых простынях.

Первые пациенты были сыпнотифозные. Во время эпидемии в Чимишлии заразился сыпным тифом при посещении больного и он. Состояние было крайне тяжелым, и все боялись, что доктор умрет. Первый секретарь райкома партии Филиппов позвонил в Кишинев и потребовал лучшего врача. Приехал доцент, привез лекарства. Филиппов сказал ему: “Не выпущу отсюда, пока не поставишь нашего доктора на ноги.”

Все эти трудные молодые годы жизнь ставила Иосифа перед фактом: районная больница далеко, “скорой помощи” никакой, акушера тоже не было. Оставалось одно – брать ответственность на себя. А тут судьба подбрасывала случаи и обстоятельства крайне серьезные. Вот одна из ситуаций: молодая роженица со вздувшимся животом. Поперечное предлежание плода, “выпавшая ручка” – ясно, что ребенок погиб. В любой момент мог случиться разрыв матки.

Поздний вечер, свет керосиновой лампы. Эфирный наркоз. Опасность, что может вспыхнуть эфир. “Только не умирай”, - мысленно умолял он, а сам из проволочки сооружал “крючок Брауна”. Он видел такой в немецкой книжке по акушерству, которую привез в чемодане с другими книгами по медицине. Приступая к первой в жизни операции по акушерству, он действовал будто по наитию. Казалось, кто-то руководит его руками и головой. Операция прошла успешно.

Второй случай. За доктором прибыл человек на подводе. Умолял спасти невестку ради детей. У роженицы страшные боли, большая отечность, судороги. И тут доктор вспоминает, что есть способ Молчанова – его применяют для лечения психических расстройств рожающей женщины. И он шлет гонца в больницу за морфием. После проведенного курса лечения женщина родила нормально, прошли отеки, и болезнь прошла.

Тяжелейших случаев родов было восемь, но ни одна роженица не погибла. Когда Иосиф Львович вернулся в Киев по приглашению профессора Архангельского, он долго мучился вопросом: как я мог на такое решиться, кто мной руководил? Ответ на вопрос получил неожиданно.

- Однажды мой Учитель оперировал высокопоставленное лицо, киевского священника, - рассказывает Иосиф Львович. - Я ассистировал. Операция прошла удачно, а потом пришло письмо, и в подарок – серебряный подстаканник. Хотя мое участие в операции было минимальным. В письме объяснялось, почему мне удавалось, вмешиваясь в сложные патологические случаи, достигать желаемого: “Я благодарен Богу, - писал святой отец, - что он вашими руками возвратил мне зрение”.

Рабочие дни Иосифа были загружены до предела. Киевские каштаны в цвету видел только из окна трамвая. Как старший лаборант помогал профессору, как ординатор – с утра приходил на работу и занимался больными. Ездил на вызовы по линии санитарной авиации, и не только в Киевскую область, но и далеко за ее пределы. Купил на свои деньги кроликов и по окончании рабочего дня, на ходу перекусив пирожком, направлялся в виварий. Научный эксперимент требовал ежедневных наблюдений.

В начале 1954-го его исключили из кандидатов в партию, обвинив по ложному доносу. Профессор Архангельский пытался защитить своего ученика. Иосиф Львович тоже стал доказывать свою правоту. “А, вы еще сопротивляетесь, - сказали ему, - так мы вас арестуем”. Словом, Сталин умер, а дело его еще жило.

Тяжело было, что обвиняли те, кто его не знал, а те, кто знали, не могли защитить. Так в одночасье он остался без диссертации и без работы. Перебивался случайными заработками и помогал жене побыстрее закончить диссертацию.

- В этот момент я особенно остро ощутил: мир делится на добрых людей и злых, - говорит Иосиф Львович. - Злых я так и не простил, хотя в Библии сказано: надо прощать. Но, как говорится, “пепел Кааса стучит в мое сердце”. А Библию читаю ежедневно. Великая книга помогает проверять, правильно ли живу по Заповедям Божиим.

Киевский период жизни закончился - семья переехала в Днепропетровск.

Здесь Иосиф Львович нашел работу во 2-й горбольнице, где глазного отделения еще не было, его только собирались создавать. Главный врач больницы привел его в помещение, которое прежде служило ванной комнатой. Сказал: “Здесь будет ваша ординаторская. А своих больных вы можете класть на койки травматологического отделения”.

Иосиф Львович создал глазное отделение в больнице, которая обслуживала громаднейший по насыщенности предприятиями заводской район. 12 лет отдал своему детищу. Здесь принимали в партию. А когда получил письмо от своего Учителя, радости не было конца. Они встретились в Москве. Виталий Николаевич, уже академик, сказал, что научная работа Иосифа Львовича не устарела, но кое-что придется обновить.

Всю жизнь он очень много работал, не дозируя ни времени, ни сил, ни доброты. Семеро его диссертантов стали кандидатами медицинских наук. Это и есть его богатство – глазное отделение, которое он создал в “ДИВЭТИНЕ”, больничка, которую построил в молдавском селе, простые люди, которых возвращал к жизни, когда угрожала смерть. Всю жизнь не копил что-то, а отдавал людям. Теперь люди отдают ему свою любовь и заботу – и профессор директор УкрГосНИИ медико-социальных проблем инвалидности Анатолий Ипатов, и кандидат медицинских наук, заведующая глазным отделением Татьяна Алифанова, и все другие, с кем работал плечом к плечу и кому благодарен.

Иосиф Львович Ферфильфайн является основоположником социальной офтальмологии в Украине. Его общий стаж работы – 63 года, до 83 лет трудился в “ДИВЭТИНЕ”. Его большой дар рождать искрометные идеи и осуществлять их служит эталоном для современников.

Сокровища Иосифа Львовича Ферфильфайна рассыпаны по миру.