Проклятье «Пиквика»

Официально он назывался «Общество самоусовершенствования», но между собой литературный кружок называли «Пиквикским клубом». Хотя просуществовал он всего два года, сумел войти в историю. Среди Екатеринославских «пиквиков» были люди весьма уважаемые и известные: редактор «Екатеринославских губернских ведомостей» Барановский, отставной офицер Владимир Елагин, поселившийся в Екатеринославе после полученной в Крымской войне тяжелой контузии, губернский стряпчий и товарищ председателя уголовной палаты Н. Баллин, романист Михаил Стопановский (автор романов «Обличители», «Записки скупого»), верхнеднепровский помещик Юрий Романов по прозвищу «платониец», типографщик Чеховской и даже директор городского сада Виельгорский. Собирались «пиквики» обычно в двухэтажной гостинице Морица, расположенной в центре города. В небольшой задней столовой они с успехом сочетали духовную пищу с гастрономической. Как писал Н. Баллин в «Московских ведомостях», «пиквики пили за здоровье Государя-Освободителя. Потом были провозглашены тосты за успехи обличений, за процветание провинциальной литературы, за здоровье Михаила Евграфовича Салтыкова. Речи наши, разумеется, были сердечны и молоды».

Именно в этом клубе началась и закончилась писательская деятельность Владимира Елагина, романы и повести которого выходили в Санкт-Петербурге («Откупное дело», «Губернский карнавал», «Откупная карьера», «Подряд», «Волчьи слезки»), наделав немало шума. Одна беда: в своих произведениях Елагин позволил себе насмешки над «отцами города». И за это поплатился.

Особое зло на него затаил губернатор Александр Карлович Сиверс, осмеянный в «Откупном деле» (писатель вывел его в образе губернатора-держиморды Бородавкина, причем ирония усугублялась тем, что сам Сиверс обладал огромной бородавкой на лице). Предводитель дворянства Андрей Миклашевский был назван Боклашевским, а вице-губернатор Михаил Большев - Меньшев. Так что всем им было за что обижаться на автора.

Месть не заставила себя долго ждать. Его изгнали из Английского клуба и по приказу губернатора исключали всех, кто продолжал водить с ним дружбу. Сочинителя было запрещено принимать в обществе. Специально обученные люди улюлюкали ему вслед, когда встречали на улице, кидали огрызки яблок или толкали в спину. Так что появляться там стало опасно.

А потом случилось нечто странное. Спустя несколько месяцев Елагин сошел с ума, его разбил паралич, и в 1863-м он умер в Петербургской военно-медицинской академии. Мало того: почти одновременно с ним неожиданно в мир теней отошли его жена и новорожденная дочь.

«Пиквики» шептались между собой, будто их отравили. Но называть имена не отважился никто. Встречи в гостинице стали редки и протекали тихо и скучно. Именно на них зародилась легенда о том, что произошло с Елагиным.

В разгар травли писатель уверял друзей, рискнувших не рвать с ним отношения, будто опасности подстерегали его и дома, причем куда более жуткие. По ночам наводили страх какие-то голоса, завывания, скрипы половиц, звуки открывающихся дверей. Однажды, проснувшись среди ночи, он увидел над собой склоненную фигуру в черном капюшоне, которая тут же исчезла. Лица было не разглядеть, но его поразили глаза, горящие красным светом.

У друзей было свое мнение на этот счет. Они считали откровения своего товарища плодом воспаленного воображения и следствием расстройства нервов, подвергнутых в последние дни тяжелым испытаниям. Советовали принимать успокоительное. Но, узнав, что очевидцем странных явлений часто становилась также беременная супруга, приумолкли.

Последнее признание романиста касалось обстоятельств смерти его жены, разродившейся дочерью.

- Их задушили, - с трудом шевеля губами, шептал он склонившимся над ним друзьям, когда его, уже разбитого параличом, увозили в больницу. – Фигура в капюшоне. Мертвое те… - и больше ничего уже не мог сказать.

Кто скрывался под зловещей фигурой – подосланный мститель или проявление неких разбуженных писателем потусторонних сил, никто так и не узнал. Вспомнили лишь о его повести «Важное мертвое тело». Напуганные судьбой своего друга, Стопановский и Баллин вскоре покинули берега Днепра, перебравшись из Грязнослава, как они называли Екатеринослав, в Петербург. А после их отъезда распался и сам «Пиквикский клуб».