“Велик был год и страшен по рождестве Христовом 1918, от начала же революции второй”. Так начинается рассказ М. А. Булгакова о страшных днях одного месяца декабря в родном городе писателя Киеве. Велик и страшен…
Но таким он был не только в "матери городов русских". Таким же он стал для жителей Екатеринослава в то легендарное время Великой социальной революции. Той Великой (чтобы не говорили наши современники) революции в России, которая, начавшись свержением царизма в феврале 1917 года, закончилась полным развалом Российской империи, как особого социо-культурного тела.
События на Украине приобрели тот особенный характер социально-национальной революции, который в полной мере проявился в борьбе за власть осенью 1918 г. В великом споре российских властей и “белых”, и “красных”, украинцы оказались на самых слабых позициях. Национальное возрождение, еще не разгоревшись, могло вновь потухнуть под усилиями пожарных “единой и не делимой” России. Австро-немецкие войска, ставшие из союзников, оккупантами Украины, единственная надежда гетьмана Павла Скоропадского, сами пребывали в смятении от известий с родины, где начиналась своя социальная революция.
Созданный в мае 1918 года Украинский национальный союз решился на открытую борьбу за власть. 14 ноября в г. Белая Церковь была организована Директория Украинской Народной Республики, которую возглавили В. Винниченко и С. Петлюра. Новое правительство возглавило антигетьманское восстание и уже через четыре дня приступило к окружению Киева. Все эти события нашли живейшее отражение в Екатеринославе, крупнейшем промышленном и финансовом центре Юга Украины.
Ситуация осложнялась тем, что в городе оказались в вынужденном соседстве разнородные воинские части: подчиненные гетьману 8-й бронедивизион, под командой сотника Кравца, 8-й Украинский корпус с артилерией и радиотелеграфным дивизионом, состоявший преимущественно из офицеров-екатеринославцев под командой генерал-хорунжего Васильченко, “союзный” 12-й Австрийский корпус, войска Директории: “вольное казачество”, которое возглавил отаман Григорий Горобець (Воробьев), и прибывшие по приглашению главы местного отдела Украинского Национального Союза, инженера железной дороги и губернского комиссара украинского правительства по образованию, Ивана Михайловича Трубы, петлюровцы.
Первый их эшелон, около 300-х человек с двумя орудиями появился на Екатеринославском вокзале в ночь на 28 ноября. Центром новой власти стал район города от ул. Широкой (современная ул. Горького) до вокзала. К этому надо прибавить партийные дружины (только еврейских было три), большевиков, махновцев…
В целом, сложилась такая запутанная задача, решить которую можно было только ценою крови. Главнокомандующий белой Добровольческой Армии генерал А. Н. Деникин, по военному лаконично, писал о положении в Екатеринославе к середине ноября: “Город разделён на пять квадратов. В верхней части укрепились добровольческие дружины, в районе Городской Думы (теперь училище культуры на пр. Карла Маркса) - еврейская самооборона; далее - кольцом охватывают немцы; добровольцев, самооборону и немцев окружают петлюровцы и, наконец, весь город в кольце большевиков и махновцев”.
Неизвестный нам "Зритель", в фельетоне "Наши власти", опубликованном екатеринославской газетой "Приднепровский край" 7 декабря 1918 г., описывал положение в городе:
От почтамта до вокзала,
К удовольствию Трубы,
Ждут заветного сигнала
Запорожские чубы!…
………
Реквизирует безбожно
“гусок, качек и овець!”
Ожил вновь ясновельможный
Пан Тиберий Горобець!…
От Потемкинского сада —
Хоры малых величин,
Где главенствует армада
Добровольческих дружин!…
…………
И повздорив с целым светом,
Власти эти слышат свист.
Это свищет "Власть — Советам!"
Вездесущий коммунист!…
“Прочь советы! Знамя наше
В дар анархии дано!”
Черным флагом гордо машет
Торжествующий Махно!…
И глядим мы рот разинув —
Из Парижей, из Берлинов,
с Гималаев и с Карпат,
Из Ростова, из Бердянска,
Из Пропойска, с Тетюшей,
С Запорожья, Курска, Брянска
Власти прут со всех дверей!…
Оперетты, фарсы, драмы!
Не поймешь, где явь, где сны
Даже дамы, наши дамы!–
В чернокожих влюблены!…
Как себя чувствовали невольные участники этой исторической
драмы, непостигаемого фарса, жители большого города, даёт представление
ещё одно ценное свидетельство современника: "Со всех сторон горят
неугасимые костры власти, и обыватель, хотя и произведён в гражданина,
мечется между ними, потеряв голову… Губернский староста, он же главнокомандующий
— первая власть. Власть сия призывает к верности киевскому правительству
[П. Скоропадскому], а непокорным угрожает карами.
Кошевой атаман Воробьев - вторая власть предатель Директории, которая
гетьмана объявила вне закона, а всех поддерживающих киевское правительство
- изменниками.
Командир Добровольческого корпуса Васильченко - третья власть… Четвертая
- Городская Дума, которая гетьмана не признаёт, петлюровцев не одобряет,
большевиков побаивается и ничего не делает.
Пятая - губернский комиссар, который никого еще не завоевал и никому не
угрожает, но, надо думать, проявить себя не замедлит.
Шестая - надвигающаяся Цикука [так иронично именовали ЦИК украинских коммунистов]
с Квирингом и Авериным во главе. Эта власть вообще никого не признаёт
и норовит разогнать старосту, комиссара, корпусного командира, думу и
петлюровцев".
"Итого,- мелонхолически заключал очевидец,- "власть властей",
каждая из которых считает себя единственно авторитетной" (Приднепровский
край, 1918, №6611).
Каждую ночь в городе шла перестрелка уголовников, выпущенных из тюрьмы
по случаю "революции" с добровольцами 8-го корпуса, а иногда
и с "вольными казаками". Да и "батька" Махно с каждым
днем "гордо махал черным флагом" все ближе и ближе… И очень
скоро весь этот фарс сменив декорации превратился в многоактную трагедию.
Опасаясь более всего усиления большевиков, которые практически блокировали
Екаторинослав, перекрыв железную дорогу и по своему усмотрению "проверяя"
поезда, все власти города решили объединиться и покончить с ними.
5 декабря в канцелярии губернского комиссара, решившего таким образом
“проявить себя”, состоялось совещания командиров всех партийных дружин,
на котором решался вопрос о координации действий по разоружению коммунистов.
Но командование петлюровцев заявило, что на союз не пойдут, пока не
будет разоружена “гора”, т. е. Добровольцы. Более того, республиканцы
даже выделили оружие для Красной Гвардии!
В ночь на 6 декабря 1918 г. тревожное спокойствие в городе было нарушено раз и навсегда. Возле штаба республиканских войск, у гостиницы “Астория”, был арестован офицерский дозор. Той же ночью войска Директории окружили расположение корпуса добровольцев, заняв Горный институт и расставив орудия на улицах Болгарской, Черногорской и Надеждинской. Когда добровольцы отклонили ультиматум о сдаче оружия, заговорили орудия, начались упорные бои. В дело вмешалось командование австрийцев, пригрозив охладить пыл противников своей артиллерией. По сообщению “Скорой помощи” в ночных боях петлюровцы потеряли убитыми двоих и ранеными 10 человек, добровольцы - одного убитым и 7 раненых. На сторону Директории перешёл броне дивизион, захватив при этом в плен 14 своих офицеров.
По предложению Городской Думы начались переговоры. Городской глава Осипов даже назвал случившееся “печальным недоразумением”. На этом, однако “недоразумение” не закончилось - высокие договаривающееся стороны не признали авторитета городского самоуправления - ведь одни представляли “единую и неделимую” Россию, другие “вільну Україну”.
9 декабря новый атаман республиканских войск М. Гулый (Г. Горобець был назначен атташе украинской республики) отдал приказ о запрещении выдавать 8-му корпусу довольствия и денег. Через два дня, ночью добровольцы, около 260 человек ушли из города в направлении Никополя, на соединение с Добровольческой армией. При этом они захватили с собой имущества на 30 подводах и 4-х автомобилях, 6 орудий, 45 пулемётов и т. д. в погоню за ними был отправлен конный отряд атамана Малашко.
В бою под деревней Марьевкой, возле современного Запорожья, добровольцы потеряли 37 человек убитыми и ранеными, но смогли прорваться к Хортице. 15 декабря “Приднепровский край” напечатал записку одного из офицеров, переданную родным в Екатаринослав: “Мы благополучно добрались до Хортицы, где соединились с немцами-колонистами — дружинниками Александровского уезда. Потери незначительны. Дорога отвратительная. Не беспокойтесь”. Уже 12 января 1919г. 8-й корпус прибыл в Симферополь имея в составе 1600 человек. И пришлось им идти, как записал современник, весь далекий путь с боем, пробивая себе дорогу пулей и шашкой. В дальнейшем из офицеров-екатаринославцев были образованы ряд полков Добровольчесаой армии: Феодосийский, 133 Симферопольский и др. Через год, в декабре 1919, 133-й Симферопольский принимал участие в борьбе за Екатеринослав с крестьянской армией Махно.
Покончив с добровольцами, петлюровцы почувствовали себя хозяевами города. По воспоминаниям преподавателя новообразованного Екатеринославского университета Г. Игренева, “Петлюровцы торжествовали победу. Национальные зипуны загарцевали на главных улицах города. Стало весело, шумно, пьяно. Гайдамаки пели, плясали, но главным образом стреляли не в людей, а просто так себе, в воздух”.
Командование республиканцев потребовало разоружения уходящих домой австрийцев. Когда те отказались, началась новая битва. “Ожесточенная ружейная и пулеметная стрельба длилась целые сутки. Среди мирных жителей было не мало жертв. Победили, конечно, петлюровцы, ибо австрийцы только оборонялись…”. Сильное впечатление произвело на горожан зрелище того, как гайдамаки срывали погоны с австрийских офицеров, еще недавно - хозяев положения. Вскоре после этого австрийцы тихо оставили город. А через неделю к Екатеринославу явилась армия “батьки” Махно, который к тому времени уже был не “бандитом”, а союзником екатеринославских большевиков…
26 декабря в Нижнеднепровске, где сосредотачивались силы коммунистов, появился сам “батька” со своим отрядом. Силы противника в городе большевики определяли в 40 (!) тысяч при 250 пулемётах, бронепоездах, артиллерии, броневиках. Впрочем, командир одной из батарей, Григорий Мартыненко, был готов присоединиться к большевикам, и наступление на Екатеринослав решено было начинать. Наиболее опасным был мост через Днепр, который охраняли пулемётчики. Красные повстанцы решили применить хитрость. Впереди пустили пустой товарный состав без машиниста, и пока ошеломлённые петлюровцы разглядывали открытые вагоны, шедший следом бронепоезд сбил их передовые посты. Основные силы подоспели на третьем, дачном, поезде.
Вокзал был захвачен, и тут задачи разделились: большевики начали наступление на город, а махновцы приступили к осуществлению своего плана. В спешном порядке брошенное гайдамаками имущество грузилось в составы для отправки в Гуляй Поле, на родину Н. Махно. Это дало возможность республиканцам перейти в атаку и потеснить повстанцев. Их артиллерия, установленная на Лагерном базаре, начала обстрел моста, а броневик, как нож сквозь масло, прошел цепи атакующих, в то время как артиллеристы батареи Мартыненко отказались стрелять по гайдамакам - вчерашним товарищам.
Тогда к пушкам стали рабочие, и прямой наводкой броневик был уничтожен возле самого вокзала. Украинцы перешли к тактике уличных боев, наиболее продуктивной в период социальных катаклизмов. К ним присоединились оставшиеся в городе офицеры, юнкера, гимназисты. Бои велись почти за каждый дом, квартал. Наступавшие постоянно попадали в засады и несли большие потери. Махно не нашёл ничего лучшего, как приказать обстреливать из орудий город. Он сам, по-детски увлеченно, стрелял из орудия. Не ясно, куда именно целил “батька”, но многие дома в городе получили пробоины. Только в здание духовной семинарии, где располагался юридический факультет, попали 18 снарядов.
Но вот, 30 декабря петлюровцы наконец-то были вытеснены из центра города. Победители назначили временных комиссаров “для восстановления мирной жизни в городе”. Главнокомандующим советской армией Екатеринославского района стал Н. Махно, военным комиссаром Г. Мартыненко. Между тем бои в городе продолжались. Такое упорное сопротивление означало, что петлюровцы ждут подкреплений. Однако главнокомандующий не придавал этому значения, заявляя: “они и духа нашего бояться, никто не придет”. Махновцы использовали время между боями с пользой — Екатеринослав подвергся небывалому разграблению, так, что большевики потребовали от союзника приструнить своих людей. Махно издал специальный приказ, а нескольких наиболее рьяных “экспроприаторов” и расстрелял. Однако остальные продолжали действовать по новому принципу: “грабь, но на глаза батьке не попадайся”.
Под самый новый год, 31 декабря 1918 г. гайдамаки получили поддержку и под командованием атамана Самокиша легко разгромили махновцев и революционные отряды. Бросив “изъятое” добро, главком с остатками разбитой армии бежал за Днепр. Внезапность прихода и ухода Махно вызвало потрясение у видавших виды екатеринославцев. Пытаясь хоть что-то понять, они с умным видом выдвигали самые невероятные “версии”. Самой популярной стала будто бы Махно в юности убил брата, за что получил пожизненную каторгу. Поэтому он и захватил Екатеринослав, чтобы разделаться со своим обвинителем прокурором Анисимовым…
Уже к вечеру последнего дня 1918 г., Екатеринослав вновь был под контролем Директории. Но какой печальный вид он имел! По воспоминаниям большевика Н. Хаевского, коменданта города в течении 30-31 декабря 1918 г., “Разрушения были колоссальны. На всем протяжении Проспекта и центра ни где не осталось, ни одного дома, в котором были бы целые стёкла”. Полуразрушенные улицы были засыпаны осколками снарядов, обвалившейся штукатуркой, осколками стекла, трупами животных…
В такой обстановке заканчивался великий и страшный 1918 год в Екатеринославе. Но год 1919 был его страшнее…
Пахоменков Юрий.,
аспирант истфака Днепропетровского Национального университета.
ІСТОРИЧНЕ ФОТО |
Період окупації., 1942 |