Ему Екатеринослав обязан многим

Мало известны страницы жизни и деятельности по благоустройству города екатеринославского губернатора Владимира Карловича Шлиппе, который немало потрудился для блага нашего края. К сожалению, ныне личность эта незаслуженно забыта. Выручил его правнук — петербургский профессор Владимир Борисович Шлиппе, любезно предоставивший воспоминания своего деда Федора Владимировича.

В начале 1890 года назначение на пост губернатора в огромной Екатеринославской губернии, включавшей тогда и Донбасс, получил симбирский вице-губернатор Владимир Карлович Шлиппе. В то время наша губерния только что пережила весьма тяжелые события - неприязненные отношения населения к еврейской общине при попустительстве администрации вылились в целый ряд еврейских погромов с множеством человеческих жертв. На долю вновь назначенного Владимира фон Шлиппе выпало установить мир и порядок в разбушевавшемся море страстей.

Семья нового губернатора переехала вместе с ним в Екатеринослав. Только его сыновья Федя и Карл после непродолжительного пребывания у отца вернулись в Москву для продолжения школьных занятий.

Население Екатеринославщины было разнообразно по национальностям. Так что с этой стороны управление такой губернией, по мнению Федора Шлиппе, было сложно, но и интересно. К этому прибавлялся невероятно быстрый темп развития хозяйственной жизни в конце ХІХ века. Екатеринославская губерния была обильна своими природными богатствами, которые дали возможность развиваться промышленности. Но степная губерния в ту пору была совершенно безлесная, строевой материал и топливо сплавлялись с севера по Днепру.

Были и другие отрицательные моменты, связанные с климатическими условиями. Редкие, но могучие степные ливни, смывавшие верхний слой почвы в овраги и размывавшие их до невероятных размеров. Один такой ливень вызвал в Екатеринославе грандиозное наводнение, повлекшее за собой сотни человеческих жертв, уничтожение мостов и домов.

Самый крупный овраг, проходящий через город (Жандармская балка), принял тогда наибольшее количество воды. А так как на его крутых берегах было настроено большое количество глинобитных мазанок (жилища бедноты, преимущественно еврейского населения), то многие из этих домиков были смыты в Днепр вместе с людьми и домашним скарбом. Гнездились эти лачужки, как ласточкины гнезда на стене, в несколько этажей по всему сравнительно крутому берегу оврага. Подъезда к ним не было, соединялись они только тропинками, так что и в пожарном отношении они представляли опасность. Губернатор распорядился снести лачуги, отвести для постройки домов этому населению участки городской земли и изыскал средства для постройки. Но население, несмотря на то, что ему было отведено очень хорошее место, ставшее впоследствии центром города, и были предоставлены выгодные условия переселения, на предложение губернатора ответило отказом. Губернатор объявил день приступа к слому домов. Когда и на этот шаг население ответило саботажем, были вызваны сотни солдат с ломами и топорами и начали ломать дома. Только тогда население само приступило к слому, и через несколько недель возник новый городской квартал. Сперва с такими же малюсенькими глинобитными постройками, крытыми соломой, а через несколько лет там уже был настоящий город с многоэтажными домами, мощеными улицами и водопроводом.

Вот каким запомнился сыну губернатора Фёдору губернаторский дом на углу проспекта и нынешней улицы Ленина. «Дом красиво выделялся из среды других зданий своим дворцовым видом. Окна были в готическом стиле. Из обширной передней с мраморными колоннами вела широкая мраморная лестница в большую двухсветную залу с хорами. Она была обставлена мебелью ампир — белой с золотом. Из залы тянулись отделанные мраморными колоннами ряд парадных гостиных, и эта амфилада заканчивалась выходом на крытый балкон и огромный парк. Все жилые комнаты были в партере. Там же была гостиная супруги губернатора для ее приемов. В этой гостиной очень большого размера посредине стоял бассейн и бил постоянный фонтан почти до потолка. Слышался беспрестанно плеск воды. Служебный кабинет губернатора и приемная, а также столовая были на первом этаже. Во втором этаже были службы и жили чиновники особых поручений».

Был случай, когда после осеннего посева озимых в течение нескольких дней дул сильный юго-западный ветер и снес в нескольких волостях Мариупольского уезда на большой площади верхний слой почвы вместе с посевами, а в других местах засыпал зеленя. Губернатор поехал лично для ознакомления с размерами бедствия и убедился, что крупной части уезда грозило полное отсутствие урожая в следующем году. Он попросил специальные средства из министерства для покупки семян. Со значительным опозданием произвели вторичный посев. Но посевы попали под хорошие дожди, великолепно взошли и урожай был обеспечен. Это событие навело Владимира Карловича на мысль заняться в широком масштабе облесением степей, в виде защитных полос, расположенных перпендикулярно к направлению господствующего ветра. Было создано специальное общество облесения степей. В результате урожайность на таких полях была значительно выше, чем на открытой степи. Облесение полей также стало радикальным средством борьбы с оврагами.

Губернатор умел всегда заинтересовать своей идеей, подобрать подходящих людей и так практически подходить к осуществлению своих начинаний, что им был обеспечен прочный успех.

В губернии под строгой, но справедливой рукой Шлиппе, очень скоро наступило полное примирение отдельных национальных групп, и ни разу за время его пребывания на посту губернатора не было ни одного погрома. Зато на другой почве возникали беспорядки, которые приходилось подавлять силой. Первый бунт возник в Попаснянской волости, где было имение М. Н. Родзянко, того самого, который впоследствии был председателем Государственной Думы и сыграл известную роль в отречении Николая Второго от престола. Тогда Родзянко был новомосковским уездным предводителем дворянства.

“Я не помню, чем был вызван бунт и как он протекал, — писал Федор Шлиппе, — но сохранились лишь у меня в памяти те меры, которые отцом были приняты на месте. Родзянко, неудачно вмешавшийся в распоряжения отца, был временно отстранен. После подавления бунта губернатор в назидание крестьянам упразднил местное волостное управление и распределил эту волость по трем соседним волостям. При себе он велел на глазах у народа сорвать вывеску волостного управления и разрубить ее топором. Эта мера произвела потрясающее впечатление. Через несколько лет пойдя навстречу неоднократным ходатайствам, он восстановил волость и снял наложенное наказание, затронувшее самолюбие населения”.

Второй бунт во время губернаторства Шлиппе был на Юзовском заводе (ныне — Донецк), который тогда также относился к нашей губернии. Тот бунт был намного крупнее и серьезнее - в холерный 1892 год. Подстрекатели-революционеры стали распространять слух, будто врачи морят народ и сами распространяют заразу. Началось, как всегда, с разгрома винных лавок. Пьяный народ, преимущественно рабочие завода, пошел громить Юзовский поселок, грабить лавки и сжигать казенные учреждения. Дошло до невероятного озверения. Губернатор послал экстренным поездом два батальона Софийского пехотного полка под командой полковника графа Павла Петровича Шувалова.

Вслед за полком губернатор Шлиппе в экстренном поезде поехал сам на место происшествия, взяв с собой младшего сына Федора, гимназиста 8-го класса. По приезду в Юзовке они увидали ужасную картину пожарища и разгрома. С приходом войск беспорядки сами прекратились и уже производились розыски и арест зачинщиков и мародеров, которые растаскивали по домам и соседним деревням награбленное имущество. Набралось виновных человек четыреста. На их совести помимо уничтожения и разграбления имущества было и много человеческих жертв. Заводских зданий они не тронули, понимая, что завод - их кормилец. Собравшиеся власти, в первую голову прокурор судебной палаты, настаивали на предании всех 400 человек суду. Но губернатор решился на иную меру и поддержанный только одним графом Шуваловым велел подвергнуть всех 400 человек публичной экзекуции розгами. Этим и должна была ограничиться мера наказания. С вечера еще велись совещания по этому вопросу, и губернатор встречал невероятный отпор и угрозы, что о его действиях будет по телеграфу доложено министру юстиции. Что, впрочем, и было сделано.

Но губернатор остался при своём мнении и сделал все распоряжения. Сколько нужно было воли и убежденности, чтобы решиться на такую меру, которая могла стоить ему положения. Настало утро. Часов в шесть, как только рассвело, на площадь, расположенную в лощине, были выведены войска. Они стали грозным каре. Ввезли несколько возов розг, вывели 400 человек арестованных. Губернатор Шлиппе велел не подавать ему телеграмм. Он опасался, что в последнюю минуту получит запретную телеграмму от министра юстиции и не сможет привести намеченную меру в исполнение. Тем не менее, верховыми курьерами ему были поданы несколько телеграмм. Несмотря на требование прокурора прочитать телеграммы, губернатор положил их в карман, читать не стал и дал распоряжение о приступе к экзекуции.

Все арестованные были подвергнуты сравнительно легкому телесному наказанию. Эта массовая экзекуция и особенно быстрота воздействия произвела на население сильнейшее впечатление. Через два месяца губернатор вновь посетил Юзовский завод. Рабочие вежливо кланялись, он без телохранителей обходил завод и беседовал с рабочими. Не было и тени неудовольствия. Никто суду предан не был, семьи не лишились своих кормильцев, но вся либеральная пресса загудела от негодования. В губернии же порядок был прочно восстановлен, население поняло: губернатор Шлиппе перед решительными мерами не остановится. По мнению Федора Владимировича Шлиппе, именно этими мерами, быстро действующими летучими судебными отрядами во время первой революции Столыпину удалось установить спокойствие в стране и пресечь хулиганство.

Император Александр III, по воспоминаниям Федора Шлиппе, очень благоволил к его отцу. Это выражалось и в весьма милостивых приемах, и в частых высоких наградах. Особенно Шлиппе-старшего удовлетворяло то, что царь с большим вниманием прочитывал годовые доклады екатеринославского губернатора и делал на них собственноручно свои, преимущественно одобрительные замечания. Царские заметки затем сообщались губернаторам, и Владимир Карлович отмечал их на черновиках докладов. Эти свои отчеты за все время губернаторства с 1889 до 1905 года он хранил как зеницу ока. Из громадного количества интересных документов Владимир Шлиппе только эти доклады и вывез с собой в гражданскую войну при бегстве из России. В Риге же во время того, как Владимир Шлиппе с сыном Федором сидели в центральной тюрьме, заточенные большевиками в марте 1919 года, зять Федора Шлиппе Герман Васильевич Берг из боязни обыска сжег все эти тетради и таким образом погубил ценный исторический материал.

Очень ответственная и интересная работа выпала на долю Владимира Карловича Шлиппе во время голодного 1891-го года. Значительная часть Поволжья была охвачена неурожаем. Между тем как в Екатеринославской губернии урожай был выше среднего. Губернатору поручили произвести скупку значительного количества зерна у местных помещиков и крестьян. Зерно должно было быть отправлено в голодающие губернии. К делу были привлечены немцы-меннониты, у которых оказался большой запас хлеба. Один из уважаемых меннонитским населением старшин был Герман Абрамович Бергман (1850-1919). Благодаря его добросовестности и аккуратности все сроки были соблюдены, и хлеб был представлен первоклассного качества.

Данное екатеринославскому губернатору поручение со скупкой зерна было блестяще выполнено, и он получил за это Высочайшую благодарность и награду. Это событие навело его на мысль, что в области экспорта зерна заграницу необходима реформа. Он предложил в обстоятельно мотивированной записке создать для вывозимого хлеба государственную монополию. Весь свободный за удовлетворением потребностей населения хлеб должен был по его проекту скупаться казной. Из этого запаса в случае надобности могли обеспечиваться неурожайные области самого государства, а остальное в тщательно отсортированном виде должно было идти на экспорт. Все большие барыши, которые выпадали на долю преимущественно иностранных фирм вроде Дрейфуса и Ко, поступали бы в пользу государства. Вопрос этот был предметом суждения в министерствах, но назначенный вскоре новый министр земледелия Ермолов угробил эту мысль, как и многое другое, что на него возлагалось.

Другое событие — пьяный бунт в Юзовке, навел губернатора Шлиппе на мысль изъять продажу вина из рук частных лиц, чтобы не могли повторяться столь пагубные явления. В своем докладе императору он развил эту мысль. Она встретила сочувствие царя, и тот повелел губернатору доложить об этом министру финансов, всесильному тогда Сергею Юльевичу Витте. Витте всполошился и объявил Владимиру Шлиппе, что это фантазия, что провести винную монополию невозможно и т. д. Но спустя короткое время, тот же С. Витте сделался убежденным сторонником этой идеи и талантливейшим проводником ее в жизнь. Так что, выходит — известная идея с монополией исходила от екатеринославского губернатора?

Несмотря на доверие и благосклонное отношение высочайшей власти, а может, и вследствие этого, у губернатора Шлиппе, по словам его сына, было много завистников и недоброжелателей. Одним из таких был уже упомянутый губернский предводитель дворянства А. П. Струков. С ним связана история одной такой интриги, ставшей причиной перевода В. Шлиппе из Екатеринослава в Тульскую губернию.

Министром путей сообщения был с 1892 года Аполлон Константинович Кривошеин, свояк Струкова. Имение Струкова лежало на Днепре в Вышетарасовке, ныне это Томаковский район, село частично затоплено водами Каховского водохранилища. Так вот, Струков хотел при помощи своего зятя устроить или расширить на казенные средства пристань. Кривошеин по пути в Струковское имение должен был проехать через станцию Лозовую Екатерининской железной дороги. Из канцелярии министра путей сообщения губернатору по телеграфу сообщили о его проезде. Владимир Шлиппе, полагая, что министр едет по частному делу к своему родственнику, на эту телеграмму не отреагировал. Вслед за этим пришла вторая телеграмма уже от самого министра, с просьбой приехать на свидание на эту узловую станцию. Тогда губернатор поехал и был встречен Кривошеиным нелюбезным вопросом, известно ли ему, что он совершает свою поездку по высочайшему повелению. Владимир Шлиппе на это спокойно ответил, что министру должно быть тоже известно, что он управляет губернией по высочайшему повелению, а что цель приезда ему тоже известна. На этой почве разыгралось крупное недоразумение, которое выразилось потом в грязнейших интригах против екатеринославского губернатора.

Владимир Карлович чувствовал, что против него в Петербурге плетётся какая-то интрига группой Струков—Кривошеин, и решил в начале зимы съездить в столицу, чтобы выяснить свое положение.

По приезде он явился к министру внутренних дел И. Н. Дурново, кстати, также бывшему екатеринославскому губернатору, сделал ему общий доклад по наиболее важным делам и просил доложить царю о его приезде и испросить личную аудиенцию. Приезжавших в Петербург губернаторов Александр ІІІ всегда принимал в личных аудиенциях по докладу министра внутренних дел. Владимир Карлович ждал приглашения на высочайший прием свыше двух недель, узнал из газет, что губернаторы, позднее его приехавшие, уже удостоились приема у царя. Посоветовавшись с графом Шереметевым, Шлиппе, пользуясь своим придворным званием камергера высочайшего двора, через министра двора графа Воронцова-Дашкова в двухдневный срок получил приглашение на прием к Александру ІІІ. На приеме он с полной откровенностью доложил императору о деле с Кривошеиным. Царь с большим вниманием и доверчиво выслушал его и повелел незамедлительно доложить обо всем министру внутренних дел, прося его сделать ему, т. е. царю, по сему вопросу доклад. Екатеринославский губернатор прямо из Аничковского дворца, где был прием, поехал к министру. Это было в неприемный день и час. Чиновник особых поручений отказал в приеме, но после настойчивого требования Шлиппе, что он должен срочно быть принят по велению самого царя, был немедленно принят.

Когда Дурново узнал, что Шлиппе помимо его побывал и доложил обо всем царю, он невероятно взволновался, руки его задрожали и в своем волнении он показал Владимиру Карловичу бумаги, над которыми он как раз работал и которые были предназначены для доклада Александру ІІІ. План Дурново и инспираторов этой интриги рухнул. Тем не менее, Шлиппе решил немедленно покинуть службу, не желая продолжать работу при наличности выяснившихся недоброжелательных отношений со стороны его непосредственного начальства, и подал прошение на высочайшее имя об отставке.

Очень скоро екатеринославский губернатор был приглашен к министру. Тот ему заявил, что государь император не пожелал принять его отставку и поручил министру предложить ему любую губернию на выбор, если бы он не пожелал в силу создавшихся отношений со Струковым остаться в Екатеринославе. Дурново добавил к этому, что освобождается вакансия в Туле. Шлиппе, обдумав это предложение и приняв во внимание, что Тула близка от Москвы и его имений, согласился принять перевод. Как особую любезность, Дурново предложил отцу право пользования кратковременными отпусками без особого на то разрешения для поездок в деревню. По возвращении в Екатеринослав Владимир Шлиппе получил письмо от графа Сергея Шереметева, в котором он ему передал слова, сказанные ему царем: “Я очень рад, что Шлиппе согласился пойти в Тулу”.

В Екатеринославе Владимиру Карловичу Шлиппе, по воспоминаниям сына, были устроены исключительно сердечные проводы. Учреждения и общества, учебные заведения и частные лица из города и уездов всячески старались проявить уходящему губернатору свои большие симпатии и благодарность. К слову сказать, губернатор Шлиппе успел внести весомый личный вклад в просвещение и образование губернии. Из просветительных, благотворительных и экономических учреждений, созданных губернатором Шлиппе в Екатеринославской губернии, его сын особо указывает на реальное училище в городе Екатеринославе, народные школы в городе. (Когда Шлиппе приехал сюда, существовало лишь одно народное училище.) Первые восемь школ были открыты на средства, собранные губернатором на специально устраиваемых концертах. Его же заслугами стало открытие в Екатеринославе ночлежного дома.

Шлиппе был избран почетным гражданином города, один бульвар в центре Екатеринослава был назван его именем. Ему было преподнесено много адресов и подношений на память с трогательными надписями. Все эти вещи в его имении в Таширове занимали целую витрину по двум стенам кабинета. В день отъезда народ с раннего утра стал приходить издалека и тысячной толпой стоял по обе стороны улицы на всем протяжении от губернаторского дома до вокзала — примерно пять верст. Эти сердечные проводы всех слоев населения произвели на Владимира Шлиппе и всю семью сильнейшее впечатление. Он сам с благодарностью всегда вспоминал эти минуты и черпал в этих воспоминаниях чувства глубокого удовлетворения.

Екатеринославский период был закончен. Владимир Карлович Шлиппе, отдохнув короткое время в деревне, поехал еще в Петербург, а затем один переехал на постоянное жительство в Тулу, где долгих двенадцать лет был губернатором и умер в 1923 году в эмиграции.

Николай Чабан

Предоставлено: Недвижимость в движении