Ханы на Криворожье

Наиболее полное исследование этого вопроса провел криворожский писатель Григорий Гусейнов. Пообщавшись с племянником последнего хана Хив Сешдон Газы — Абдурасулом, он достаточно полно и подробно осветил тернистый путь хивинцев на Днепропетровщине. Результаты поисков Г. Гусейнов изложил в очерке “Как хан на шахте работал”. Однако, как хорошо известно, устные источники часто страдают часовой и пространственной аберрацией. Поэтому находка архивных материалов, связанных с пребыванием ханской семьи в нашем крае, дает возможность сделать существенные дополнения и уточнения.

2 февраля 1920 г. последний хивинский хан — Ханава-Абдулла Сеид-Газы под давлением большевиков отрекся от престола, а уже в апреле была провозглашена Хивинская республика. Не забыла новая власть и о многочисленной ханской семье, мужскую часть которой было решено “пролетаризировать”. Этот процесс начался 12 июня 1920 года. Местные чекисты собрали семью и зачитали бумагу, где говорилось, что последний хан и 7 его ближайших родственников, согласно решению высших органов государственной власти, выселяются на срок от 3 до 5 лет.

Там же сообщалось и о конфискации их имущества. Семьи позволили оставить на месте.

Приказ непосредственно касался Ханавы-Абдуллы Сеида-Газы — бывшего хана, его сыновей — Ханавы Сеида Абдуллы и Ханавы Рахматуллы, братьев и племянников — Юсупова Мухаммеда Якуба, Ханавы Ибадуллы, Ханавы Мадьяра, Мадьяра Насыра и Абдурасула Мухамадьяровича.

Путь изгнанников шел через Ташкент, в котором их продержали всего 2 дня, оттуда — в Самару, где ханские родственники просидели под охраной 3 недели. После Самары была Москва: 2 недели в Ордынском концлагере, 10 месяцев в Андрайковском лагере, дальше выселенцев перевели в Ивановский лагерь, где они пробыли 2 месяца. Скитания узников закончились 12 февраля 1922 года, когда их освободили и предложили подыскать себе работу. Центральное ГПУ “посоветовало” отправиться в Екатеринослав. Работы там для потомков хана не нашлось. Все они перебрались в г. Верховцево и проработали в совхозе 15 месяцев. Затем 15 июля 1924 года все — за исключением Абдурасула Мухамадьяровича, который поступил в губернскую школу милиции, прибыли в Кривой Рог на рудник „Дубовая Балка” (впоследствии „Большевик”). Трем из семи была предоставлена черновая работа — сторожб и конюх. На эти деньги приходилось питаться всем. Бесконечные поиски работы не дали результатов. Безработица, которая царила в то время на Кривбассе, незнание языка и отсутствие квалификации сводили на нет все шансы. С родины также приходили невеселые новости: семьи жили буквально на подаяние местного населения и помощь соседей. Дети начали попрошайничать.

Все эти обстоятельства побудили обратиться в Криворожский отдел ГПУ, Совет народных комиссаров (СНК), Всеукраинский центральный исполнительный комитет (ВЦИК) с заявлением на разрешение вернуться на родину.

В заявлении, в частности, сказано: “Принимая во внимание, что мы уже абсолютно опролетаризованы, в достаточной мере нами освоен труд земледелия и огородничества, горнозаводской и других видов горных работ, вплоть до погрузки вагонов и пароходов, принимая во внимание, что срок испытания (ссылки. — А.М.) нами пройден, так как мы выселены с родины уже 6 лет и политически абсолютно благонадежны, равно учитывая то удручающе тяжелое состояние, в котором находятся наши дети, жены и престарелые родители, мы убедительно просим учесть все эти обстоятельства и разрешить нам возвратится на родину в г. Хиви, хотя бы даже с пребыванием там даже под надзором милиции, но лишь бы на свободу, чтобы мы могли изыскать там средства для существования, но так же в самом г. Хиви возможно также отсутствие заработка, то предоставить нам возможность без ограничения территории РСФСР право жительства, где бы мы трудом своих рук могли бы зарабатывать на содержание наших семейств, с правом перевозки в те места и самих семейств”.

Заявление датировано 30 июля 1925 г. В начале августа Секретариат управления делами СНК обратился в Наркомат внутренних дел УССР с предложением ознакомиться с копией просьбы хивинских изгнанников и послать свои предложения. В сопроводительном письме начальник административного отдела НКВД Саратов пишет, „что если не будет препятствий, то принять все меры по делу удовлетворения их просьбы”. Украинское ГПУ решило перестраховаться и отправило материалы к ОГПУ СССР. Последнее 19 ноября 1925 г. направляет в ГПУ УССР ответ, что возвращение выселенцев на родину является нежелательным из-за возможности “всякого влияния на массы”, а также ввиду тенденции к развитию бандитизма как раз в районе Хивы.

Украинские ГПУ и НКВД в письмах к управляющему делами СНК выражает полное согласие с московским руководством в отношении нежелательности возвращения опальных родственников хана на родину. Об этом просит сообщить общественности управляющий делами СНК УССР Василенко в своем письме Криворожскому окрисполкому, которое датировано 20 января 1926 года.

В тот же день дело № 2403 было сдано в “бегущий архив” секции управления делами РНК.

Так завершилась попытка родственников хана Хивы вернуться домой или ближе к своим бедствующим семьям.

О том, как сложилась их последующая судьба, рассказал в своем очерке Г. Гусейнов.

В 1926 г. к родственникам присоединился Абдурасул Мухамадьярович, который уволился из органов внутренних дел и присоединился к семье, которая продолжала жить на Дубовой Балке. Приехал он сюда с женой Олимпиадой. Все жили в одном из рудничных бараков. Вскоре женился также и Сеид Абдуллаев, сын хана.

Абдулла Сеид Газы, последний хивинский хан, не завел семьи в Кривом Роге, работал сторожем на руднике „Большевик”, где все звали его “Ханом”, но это воспринималось как уличное прозвище. Никто из обывателей и не догадывался, что перед ними один из потомков легендарного Тамерлана. В период голода 1933 года он заболел, попал с дизентерией в больницу рудника “Гвардейский”, где и умер через месяц. Похоронен на рудничном кладбище.

Ибадулла, младший брат хана, оглох еще в детстве, поэтому не работал. Занимался попрошайничанием, главным образом на поселковом базаре и возле рудничного магазина. Летом 1934 года его, истощенного голодом, задавил грузовик, который привез к продмагу товар. Похоронен на кладбище рудника „Большевик”, которого сегодня уже не существует.

Мухамадьяр, брат Сеида-Абдуллы и отец Абдурасула, был самый старший — во время прибытия в Кривой Рог ему было около 70 лет. У нас он не работал, а в период голода начал попрошайничать.

В 1933 году, когда выселенцам позволили вернуться домой или селиться в других местах без ограничений, сыновья Сеида-Абдуллы-Рахматуллы и Юсупа Якуба начали собираться на родину. Осели они в Ташкенте, где проживали их родственники. Об этом сообщили криворожанам в письме, которое пришло через несколько месяцев. Старший Мухамадьяр решил также направиться к родному берегу — умереть дома. Прежний министр (инак Мадья-Тура) добрался до Ташкента, где попрошайничал на базаре. На нем он и умер в 1936 г.

Судьба Сеида Абдуллаева на родине оказалась горькой. Вместе со второй женой Владой Житковской он из Ташкента, где работал переводчиком, перебрался в город Ош и устроился в местную геологоразведку. Впоследствии начал пить, сбил человека в 1941 году и получил 5 лет лагерей. Умер в начале 1960-х гг. Жена в 1944 вернулась в Кривой Рог, работала в магазине.

После 1934 года в Кривом Роге остались только братья Мадьяровы — Насер и Абдурасул.

Насер работал сторожем, несмотря на то, что был самым образованным в семье, писал стихи, рисовал. Несколько раз женился, но жены оставляли его из-за бедности. Последние годы жил в одиночестве и умер в 1944 году.

Дольше всего в Кривом Роге прожил Абдурасул Мадьяров. Жизнь его прошла в рудничном поселке, где он построил небольшой дом. В период оккупации Абдурасул был на принудительных работах в Германии. По возвращении опять работал на руднике конюхом. Дождался внуков. Незадолго перед смертью, в 1990-м, побывал на родине, где увидел могилу своего знаменитого деда.

На родине он не был 71 год.